За последние годы мы привыкли к тому, что ограничений в Интернете и СМИ становится все больше. Изначально они были введены для защиты детей от вредной для них информации, при этом сильнее всего оберегающий детей закон повлиял на незаметную широкой публике сферу — детские книги. Появление возрастной маркировки — 6+, 12+, 16+ — радикально изменило отношение издательств к текстам. Теперь авторы, пишущие для подростков, должны быть очень аккуратны: стоит им чуть не вписаться в требования закона, и книгу отправят на взрослую полку магазина, где юный читатель ее просто не найдет, а само издательство из-за этого понесет убытки.

На условиях анонимности мы поговорили с редактором отдела детской литературы одного из российских издательств и узнали, куда из детективов для детей исчезли окурки и почему героиням нельзя ходить в мокрых майках.

Как цензура изменила детские книги: «Целовать можно, но без подробностей» фото: Наталия Губернаторова
— Недавно я хотел купить в подарок «Карлсона», открыл и удивился: Карлсон больше не курит, хотя я точно помню, что раньше в тексте это было. Оказалось, что подобные поправки появились в последнее время во многих текстах. С чем это связано?

— Случай с «Карлсоном» скорее исключение из правила: переводную классическую литературу обычно не трогают. А вот в отечественных книгах последних десятилетий такие изменения уже давно стали нормой. Все это происходит ради детских возрастных цензов — 6+ или 12+. Вредные привычки, драки, ругань, даже объятия сейчас практически табу.

Самый распространенный пример, по крайней мере для жанра детского детектива, — окурок. Очень часто юные сыщики находят такую улику и по ней пытаются вычислить преступника. Они подходят к табачным ларькам, выясняют, кто покупал сигареты… Понятно, что большинство этих детективов были написаны в 90 е годы, и тогда в этом не было ничего ненормального, но сейчас при переиздании возникают сложности.

Ведь если на окурке строится сюжет, его нельзя заменить на фантик от конфеты. В других случаях при переиздании старых книг мы принимаем меры: меняем шампанское на выпускном на минералку и газировку.

— Это сюжеты 90 х. Но что делать, если у нас есть классический текст — «Бронзовая птица» или «Кортик», к примеру. Его тоже нужно будет исправлять?

— Как раз эти два текста уже можно считать классикой. Их пока не переиздавали, но если придется, то обойдемся без изменений. Это все-таки книги, которые известны многим. А вот из вещей, написанных недавно, сигареты и пиво сейчас будут безжалостно вырезаны.

— Но как тогда быть с окурком, на котором строится сюжет?

— Скорее всего, его сохранят, но при этом несколько раз постараемся вставить фразу о том, что курить вредно, «я не курю и не собираюсь». То есть добавим осуждение, которое по закону для текстов с аудиторией 12+ обязательно. Впрочем, еще хорошо, когда курение и алкоголь связаны с «плохими» персонажами — это часть их отрицательного образа. Гораздо хуже, когда…

— Шерлок Холмс?

— Да, как раз о том и речь. По примеру Холмса многие положительные персонажи, например, какой-нибудь папа главного героя, тоже курят трубку. И дети в книге раньше могли тоже поиграть с трубкой, походить, не куря ее. Теперь — все: в это и играть нельзя, об этом упоминать нельзя, и лучше бы папе даже не курить и не пить пива на даче.

— То есть ни намеком?

— Конечно. Не надо, просто не надо. Тем более уж всякие вещи типа наркотиков, которые вызывают у редактора откровенную панику. Ведь во многих детективах, написанных в 90 е, сюжет построен вокруг наркотиков, а эта тема табуирована еще больше, чем сигареты. Понятно, что иногда от нее совсем избавиться нельзя, но в таком случае мы убираем не то что намеки на какие-то подробности, но и сами названия наркотиков.

— Тут понятно, но как быть с очевидной классикой, где «запретное» вынесено даже в заголовок — например, «Городок в табакерке» Одоевского?

— Все зависит от фанатизма редактора. В целом, поскольку это классика-классика уже как два столетия, табакерку цензуре не подвергнут. А вот если сегодня кто-то из авторов пришлет подобный текст, тут уже все ясно: табакерки просто не будет. Какая табакерка, какие сигареты, какое пиво, какие наркотики? Только минералка! Всё!

Я однажды долго обсуждала с автором очень колоритную героиню, старую актрису. Она, несомненно, персонаж положительный и, тоже несомненно, курит, это часть ее образа. Автор никак не шел нам навстречу. Говорил, что не может отнять у старой женщины сигарету, что это последняя радость в ее жизни. В общем, тяжело нам было.

В конце концов вредную привычку мы бабушке оставили, но вычеркнули большую часть сцен, где она курила. Заодно заставили ее рассказывать внукам: «Вы ни в коем случае так не делайте. Я старая, мне уже все равно, но вы так не поступайте».

— С сигаретами все понятно. А алкоголь? Я прекрасно помню, как в 90 е годы у нас выходили английские детские детективы, где дети пили сидр.

— Мы заменим его на лимонад.

— Даже если это переводной текст?

— Да. Я даже опасаюсь, что замену на лимонад мы можем произвести без согласования с автором, если это не ключевая деталь. Или вовсе опустим: между одним и другим произволом грань тонка. Иначе книга не впишется в установленную законом возрастную аудиторию. Тут нужно еще иметь в виду, насколько текст хорошо знают.

— И возвращаясь к классике, хоть к тому же «Шерлоку Холмсу». Можно ли все-таки его теперь «официально» читать детям?

— В законе, когда речь идет о возрастной маркировке книг, сразу оговорено, что эти правила не распространяются на классику. Вопрос, что ею признавать. Считается, что классика — это все, что входит в школьную программу, дополнительное чтение в ее рамках, а также «президентские» сто книг.

Тут, конечно, история отдельная. Я их посмотрела и сильно удивилась. Одна из книг в этом списке, написанная во времена СССР, начинается с того, что маленького мальчика приводят в женскую баню, и он видит обнаженные женские тела. Об этом рассказывается в красках. В принципе ничего крамольного, но мы себе не можем позволить такое, это сразу 18+.

Так что на школьную классику правила не распространяются. В противном случае то же пресловутое «Преступление и наказание», где в подробностях описывается убийство старушки, это 18+ сразу.

— Кроме вредных привычек и насилия бывает еще и нецензурная лексика. В СМИ — понятно, есть запретные пять слов, которые все знают, а в книгах?

— То же самое. Мат — и книга сразу становится 18+, а продается в пленке.

— Но ведь есть же пограничные ситуации. Я помню перевод «Братьев Львиное Сердце» Астрид Линдгрен, где положительный герой говорил, что нужно быть отважным, а иначе станешь куском дерьма.

— А вот с бранью тоже есть ограничения. По закону любые ругательства — но не мат — сразу относят книгу к 16+. И мы оказываемся в странной ситуации: необходимо понять, что делать с абсолютно детскими текстами, где нет ни наркотиков, ни насилия, но одна девочка называет другую дурой. Считаем мы, что это не страшно, ставим 12+, или перестраховываемся и решаем не искать неприятностей — тогда 16+. Есть еще один вариант: просить автора — если, конечно, он жив и доступен, — чтобы одна героиня называла другую не «дурой», а «нехорошей глупой девочкой». Ну а дальше, понятно, начинается беседа с писателем о том, как говорят современные дети, отражает ли книга правду жизни и зачем она вообще тогда нужна.

В итоге мы не переиздаем некоторые вещи из-за нежелания авторов что-то менять. У нас есть закон, мы обязаны ему следовать.

Кстати, взрослая литература, за исключением эротической вроде «50 оттенков серого» и иже с ними, будет иметь возрастной ценз 16+, даже криминальные боевики.

На них нет пленки, можно сходить в магазин, посмотреть: горы трупов, расстрелы, но без кровавых подробностей. У современной английской писательницы Жаклин Уилсон есть очень известная книга «Разрисованная мама» - если бы сейчас ее захотели переиздать, то сразу возникла бы масса вопросов, потому что мама там алкоголичка и вообще ведет беспутный образ жизни. А книга движется к мировой классике.

Впрочем, тут уже вопрос о социальной миссии: неблагополучную сторону жизни мы не можем верно отразить, рассказать о том, что такое тоже бывает и как с этим жить. Точнее, не можем рассказать не рискуя. Потому что есть издательства, которые все равно не закрывают для себя социальные темы, пусть и ставят 16+.

— А как, по-вашему, покупатели в книжных на самом деле ориентируются на все эти 6+, 12+, 18+?

— У нас нет способа это понять. Если бы в одном магазине книги продавались с возрастной маркировкой, а в другом — без, то мы могли бы сравнить, но это введено повсеместно. Зачастую возрастной ценз оборачивается неожиданной стороной. Несмотря на то что он всего лишь указывает возраст, с которого книга рекомендована к чтению, и дети, и родители думают, что 6+ означает «для детей шести лет», хотя на самом деле — это от шести и хоть до 156.

И наоборот: если на книге стоит 16+, то в группах издательства, которые мы ведем «ВКонтакте», подростки совершенно серьезно задают вопросы «можно ли читать эту книгу, если мне пока только 15?».

У детей вообще сильно изменилось сознание: они очень отличаются от нас — тех, какими мы были в детстве. «ВКонтакте» всерьез спрашивают, есть ли у книги мораль: важно, чтобы все было разложено по полочкам.

Премьера восьмой книги о Гарри Поттере прошла в Великобритании. Пьеса под названием «Гарри Поттер и проклятое дитя» скоро появится в столичных книжных магазинах. О чем рассказала Джоан Ролинг, пообещавшая вообще больше не писать про Гарри.

Новая книга о Гарри Поттере расскажет про его детей фото: en.wikipedia.org Джоан Роулинг
Книга британского писателя Джоан Роулинг «Гарри Поттер и проклятое дитя» поступила в продажу в Великобритании. Премьера состоялась в театре Palace в Лондоне. За новым произведением любители «поттерианы» выстроились в огромные очереди.

Восьмая история про Поттера стала пьесой, которая состоит из двух частей. События разворачиваются через 19 лет после «Даров Смерти». Хотя Роулинг изначально собралась написать приквел.

Гарри в новой книге работает в Министерстве магии и воспитывает детей школьного возраста.

Роулинг рассказала и о судьбе других героев потеррианы. Так, Чарли Уизли - второй сын Артура и Молли Уизли - не женился и детей не завел. «Нет, не потому что он гей. Гей — Дамблдор. Я его всегда представляла таким, а Чарли вряд ли», - рассказала сама Роулинг.

А вот его младший брат Перси женился на Одри и у них родились двое детей Моли и Люси.

Чистокровный волшебник Фред Уизли умер в 1997 году. Его брат-близнец Джордж женился на бывшей девушке брата Ангелине.

Младшая из детей Уизли Джинни стала супругой Гарри Поттера и у них родятся Джеймс Сириус (крестными стали Рон и Гермиона), Альбус Северус и Лили Луна. Именно второму сыну Поттера Альбусу пришлось вместе отцом бороться с прошлым. «Когда прошлое и настоящее соединятся, отец и сын узнают неудобную правду: иногда тьма приходит из самых неожиданных мест», — говорится на сайте.

Луна выйдет замуж за внука великого натуралиста Рольфа Скамандера, вдвоем они будут много путешествовать в поисках волшебных животных».

В московских книжных «Гарри Поттер и проклятое дитя» появится уже в первых числах августа. Стоит новая книга будет 1700 рублей.

Во вторник Москва проводила писателя Фазиля Искандера в последний путь. Прервал свой отпуск Мединский, долго общавшийся с родственниками прямо у гроба на сцене ЦДЛ; прилетел Евгений Евтушенко, зачитавший набросок будущего стихотворения на смерть Фазиля; прибыла большая делегация из Абхазии (включая духовных отцов).

Сказать, что народу было много — значит, соврать. С десяти и до полудня прошло человек 350-400. Никакой очереди, толпы, но зачем толпа, когда важно качество тех, кто пришел. К тому же постепенно отмирает сама форма официальных проводов.

На прощании с Искандером Шендерович вспомнил его самую актуальную цитату фото: Наталия Губернаторова Александр Филиппенко на прощании.
...Невероятная духота. При входе в ЦДЛ на Никитской почему-то ОМОН, масса журналистов, охраны. Неброская машина спецслужб с небольшой собачкой. Каждого у дверей встречает похоронный работник в белых перчатках (обкатанная процедура): если ваш букет завернут в полиэтилен, то пленку придется снять, нести только живые цветы.

Журналисты бросаются на каждое медийное лицо, впрочем, лица не отказывают в коротком комментарии, и по их ответам чувствуется, что рейтинг статьи-биографии Искандера в Википедии заметно вырос в последние три дня. Хотя многие говорили от сердца — Степашин, Шендерович, Вишневский, телеведущий Андрей Максимов, писатель Евгений Попов...

— Фазиль — один из самых русских писателей, тот случай, когда национальность не имеет никакого значения; почитайте хотя бы две вещи, — заметил Сергей Степашин, обращаясь к журналистам, — «Сандро из Чегема» и «Кролики и удавы». Фазиль вам за это спасибо скажет. Актуально как никогда...

— Искандер из тех, кто постоянно напоминал нам о совести, — горько заметил Андрей Максимов, — будем ли мы теперь о ней вспоминать? Я же помню его трактовку библейской притчи: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему другую». Это притча не о твоем смирении; подставляя вторую, ты пытаешься пробудить в том, кто бьет тебя, чувство совести. Вот что важно.

— Как много в нем глубоких мыслей, в этом великом прозаике, мыслителе, философе, практикующем мудреце, — говорит поэт Владимир Вишневский, — могу цитировать не точно, но как великолепно сказано — «порядочность не предполагает героизма, а просто неучастия в подлости». У нас в стране смешным может быть только правдоподобное, а сам юмор — это «траектория отползания от пропасти»...

— Полвека назад были такие времена, когда все произносили «Фазиль», «Булат», «Бэлла», — и эти слова не требовали расшифровки, — сказал Виктор Шендерович, — Искандер, конечно, огромен, потому что он создал свой мир, свою вселенную, что случается крайне редко даже у хороших писателей. И его стоит перечитывать всем нам, стоит. «Не принимайте коллективную вонь за единство духа», — сколько сильных мыслей, крайне актуальных...

фото: Наталия Губернаторова Евгений Евтушенко читает стихи на смерть Искандера.
К двенадцати все собираются в зале. Очень душно, кондиционеры не работают. Посреди ставится микрофон для писательской панихиды. Прощается министр Мединский, затем артист Александр Филиппенко, правозащитница Алла Гербер. Потихонечку на сцену поднимается — сам, без сторонней помощи! — Евгений Евтушенко. Пусть и в траурной, но модной (не изменяет себе ни в чем) фиолетовой рубашке с узорами и навыпуск. Садится за стульчик среди родственников и погружается минут на десять в процесс... с виду могло показаться, что он готовит себе речь. Ничего подобного. Он записывал строфы, которые только что пришли ему на ум.

- Вы простите, — обращается к залу, — их еще надо будет дорабатывать... Я знал Фазиля с 1947 года. Нас соединила любовь к поэзии; у нас был один наставник — поэт Слуцкий, фронтовик. Он учил нас совести, чести, слову.

Мы с Фазилем оба были театралами, сейчас трудно представить, что Искандер когда-то был невероятно влюблен в оперетту; ведь мы через нее видели мир — Вену, Париж, восторгались такими актерами как Ярон, отбивали ладоши до боли.

Начну с безмятежных школьных лет... В «Новом мире» явилась повесть уже известного мне с самой лучшей стороны автора. Сочетание пышного, фазаньего, казалось, имени и герценовского (я штудировал «Былое и думы») восточного псевдонима-фамилии обещало: скучно не будет. (Путаница, неразбериха в детской голове, приплюсовывается еще и Ихтиандр — человек-амфибия фантаста Беляева…)

Под счастливым Созвездием Козлотура Фазиль Искандер с Беллой Ахмадулиной и Андреем Битовым в ресторане ЦДЛ, 1983 г. Фото: Архив «МК»
Действительно, по сравнению с тяжеловесным, основательным (и очень умным) Александром Ивановичем Герценом новый Искандер блистал в «Новом мире» неотразимым юмором и искрометной фантазией, не уступая литератору-предшественнику в смекалке, он излагал мысли коротко, воздушно, невесомо-легко. Перышко летело по воле ветра, пушкински изящно скользило по бумаге…

Сказать, что я влюбился в «Созвездие Козлотура» с первых же строк, — ничего не сказать. «Влюбился» в данном случае слабое, блеклое слово. Я (да и весь класс), передавая журнал из рук в руки, смаковал каждую подковырку, каждую издевку над царящим вокруг недотепством… (Рядом уже созревали для экрана аналогичные «Тридцать три» Данелия и Ежова и «Берегись автомобиля» Рязанова и Брагинского). Я и до сих пор не перестаю цитировать (вслух и внутренне) сразу впечатавшиеся в сознание цитаты: «Козлотуризм — лучший отдых» (не только когда еду в отпуск), «Интересное начинание, между прочим…» (знакомясь с правительственными указами).

Любопытно: цитаты из Фазиля Искандера неизменно актуальны и каждый раз поспевают к месту, оказываются впору, какая бы политическая, экономическая или бытовая ситуация ни господствовала в стране. Писателю (безусловному гению) удавалось удивительно органично опережать эпоху и соответствовать наступающим событиям. Позволение говорить правду о Сталине он встретил уже готовым романом «Сандро из Чегема», русскую сексуальную раскрепощенность — «Маленьким гигантом большого секса», наступление терроризма — давним рассказом «Моя милиция меня бережет» (о самолетном попутчике, зорко наблюдающем за тем, как лирический герой произведения роется в багажном отсеке и перебирает чужие чемоданы)… Обо всем перечисленном, повторюсь, мастер источающего смех слова говорил с неиссякаемым оптимизмом, хотя какие могут быть (по большому счету) хиханьки со Сталиным и взрывами авиалайнеров? Но когда счет гамбургский, становится возможно пировать во время чумы.

Поразительная противоречивость 60‑х: «Созвездие Козлотура», высмеивавшее партийную тупую казенщину, выдвинули на соискание (ненавижу это искательное слово, но в целях воссоздания исторической правды использую!) Госпремии. (Интересное начинание, между прочим: на государственном уровне поощрять сатиру внутри командно-ранжирного, одергивающего режима! Но и «Один день Ивана Денисовича» в тогдашней тоталитарной державе претендовал на получение Ленинской премии, хотя Ленин и Сталин в кругах думающей интеллигенции воспринимались тавтологией.) Конечно, очень быстро те «оттепельные» послабления, те вегетарианские мотивы, та вольница закончились, и наползла долгая унылая полоса запретов и цензуры. Но вышучиватель власти гегемона и сталинской тирании Фазиль Искандер уже успел во всеуслышание заявить о себе и не сгинул в братской могиле соцреалистских задавленных талантов.

Я встречался с Искандером в разные периоды его жизни. На взлете, когда ему самому верилось, что линия успеха будет идти по восходящей. В пору неблагополучия, когда со скрипом печатали только его «детские» рассказы (мою рецензию на сборник «Время счастливых находок» долго мариновали и не хотели публиковать, притом что речь в ней шла о наивном мальчике Чике, но и в этом политически не ангажированном милом персонаже редакторы улавливали подтекст, эзопову подкладку и антибрежневские, то бишь антистарческие аллюзии). Наконец, при наступлении гласности, когда я был озадачен, разочарован, да что там — повержен беспомощностью наспех написанной новеллы, которую Фазиль Абдулович дал мне в рукописи для ознакомления. Что я мог ему сказать? Тот разговор до сих пор отзывается болезненным стыдом моей тщетной дипломатичности и его отчаянным, испуганным откровением: «Раньше можно было хотя бы бороться, литература была нужна, а теперь становится не нужна никому. Мы кричим в пустоту. Надо успеть опубликовать то, что брезжит в мозгах, скоро вообще перестанут читать!».

Фото: Архив «МК»
Похожее я слышал в те дни и от Андрея Вознесенского.

Опасения классиков оказались верны. Книги продолжали выходить, премии посыпались на вчерашних необласканных мессий, но вот вчитывалось в их озарения и пророчества все меньшее число искателей истины. Скажу больше: именно томики тех, кому поклонялись в 60‑е, 70‑е, 80‑е, все чаще оказывались выстроены аккуратными стопочками или разъезжающимися связками возле мусорных контейнеров на центральных улицах и в арбатских переулках. Мне самому в какой-то момент показалось: недавние светочи обветшали и устарели. О чем они витийствуют, о чем толкуют в своих писаниях? О чем долдонят? Наступила эра Водолея, а Козлотур и бредятина козлотуризма в далеком прошлом! К Сталину возврата нет!

Но Сталин густо заполоскался на знаменах. А туристическая отрасль вернула нас из Средиземноморья в родные пенаты и аулы, где процветал и процветает именно козлотуризм. (Интересное возвращение, между прочим.) Да и могут ли устареть строки: «Христос предвидел, что предаст Иуда… Так почему не сотворил он чуда?». Замечательный чтец Рафаэль Клейнер продолжает выступать с программой, целиком составленной из стихов Фазиля Искандера. Может ли не растрогать душу забавное искандеровское наблюдение: москвичи, прислушиваясь к прогнозу погоды, замирают, будто от этого сообщения зависит их жизнь и смерть? А «Лов форели…», когда безмятежная прогулка едва не приводит рыболова к гибели? (Аналог «Жил певчий дрозд» — помните такую созвучную «Лову…» кинокартину?) А по-гоголевски жутко зияющий зев могилы, вырытой для невредимым вернувшегося из больницы бедняги и ставшей причиной неиссякаемого веселья окружающих? («Не горюй» — вот кинопараллель. И, конечно, эпизод из «Служебного романа» Рязанова с воскресшим некроложным Бубликовым.) Интересное постоянство нашей реальности, между прочим: поминки по живым…. А полные самоиронии размышления лирического героя о самоубийстве, претерпевающие забавные метаморфозы при виде симпатичной проводницы поезда дальнего следования? А выброшенная за ненадобностью визитная карточка иностранца (рассказ «Англичанин с женой и ребенком»): не поедет наш соотечественник в Лондон, не про него эта честь, родная заботливая держава не выпустит из своих когтей… Может ли богатство сюжетов, слов, красок, тончайших психологических нюансов кануть и забыться? Конечно, нет! (Так и хочется начертать по-советски емко: какой любовью к людям пронизаны эти творения! И еще хочется пафосно воскликнуть: без созданного и запечатленного Искандером мира невозможно представить нашу недавнюю и нынешнюю жизнь, вычти из нее искания и обретения Искандера — и она скуксится, обеднеет. Очень редко случается, что писатель становится необходимой частью общечеловеческого бытия!)

Он был затворник, предпочитал уединение и самососредоточение самым ярким и интересным компаниям. Его ближайшие друзья, Лидия и Эдуард Графовы, многажды рассказывали мне, что, даже когда близкие по духу и эстетике соратники — Окуджава, Ахмадулина, Аксенов — приглашали Искандера, чтоб сверить стрелки политических позиций, он, подтверждая единомыслие и сходство убеждений, уклонялся от встреч и оставался за письменным столом,

Поздравляя Фазиля Абдуловича с одной из круглых дат (торжества проходили в Театре Вахтангова), я со сцены поведал, как в Абхазии, на родине юбиляра, повстречал старичка, похожего на чегемского Сандро. Тот старичок торговал фруктами в крохотной палатке на берегу моря. Особо доверенным наливал чачу и делился воспоминаниями и притчами (в том числе о встречах со Сталиным), какие я в романе Искандера не встречал. Тех, кто не верил фантастическим его приключениям, называл без стеснения дураками. Иногда присовокупляя эпитеты: «белобрысый дурак!», «беззубый дурак!», «пьяный дурак!». Фазиль Абдулович отреагировал на мой мемуар с присущей ему самокритичностью: «Не всю народную мудрость мне удалось избыть. Но у меня огромный ресурс окружающей глупости. Хватит для рифмы и прозы».

Родившийся как писатель под счастливо придуманным им созвездием Козлотура (между прочим, Христос появился на свет в хлеву, между ослом и волом; а может, между козлом и туром?), Фазиль Искандер создал множество поистине небесных тел: чегемский Сандро, Чик и еще один мальчик Адольф, стыдившийся своего имени из-за того, что такое же носил Гитлер, и другой мальчик, совершивший вместо Геракла тринадцатый подвиг... Эти созвездия будут озарять дорогу всем, кому доведется приникнуть к книгам Фазиля Искандера.

Наш постоянный автор, известный русско-американский журналист и литературовед Владимир Соловьев, чьи книги о Бродском и Довлатове стали бестселлерами, вспоминает о Фазиле Искандере на девять дней его кончины...

Страна Искандерия: антинекролог фото: Наталия Губернаторова
...А начать придется с личной справки. Наша дружба с Фазилем началась еще до моего переезда в столицу — с полдюжины моих рецензий на его книги: «Спасибо за статью в «Дружбе народов» — она меня обрадовала и доставила истинное удовольствие. Хотя люди, хвалящие нас, всегда кажутся тонкими и проницательными, на этот раз уверен, что статья хороша вне похвалы и вне меня», — писал мне Фазиль из Москвы в Ленинград летом 73-го по поводу статьи про «День Чика». А потом Лена Клепикова героически пробила в «Авроре», где работала редактором отдела прозы, следующую повесть Искандера «Ночь Чика», с которой у Фазиля были трудности в московских редакциях. «День Чика» проскочил, а его сиквел «Ночь Чика» — ни в какую из-за фрейдистской подоплеки новой повести. Фазиль искренно удивлялся: «Так на то и ночь, чтобы все страхи повылазили…» Убежден, что Фазиль ни до, ни после Фрейда не читал, а дошел до запретного тогда в России психоанализа своим умом. Как и до много другого. Я его назвал как-то «тугодумнодосутидодум». Будучи словесным лакомкой, он повторил за мной это длиннющее словообразование, словно пробуя его на вкус, смакуя и запоминая мой идиоматический мем. Ну да, Фазиль Искандер — самородок, но самородок окультуренный.

А когда я переехал в Москву, мы оказались соседями в Розовом гетто, писательском кооперативе на Красноармейской улице, да еще окно в окно. Наша дружба приобрела рутинный характер — виделись на регулярной основе, а не только по красным дням календаря и дням рождения.

Когда профессиональный журналист Фазиль Искандер начал писать стихи, это задело самолюбие главного редактора сухумской газеты, который тоже писал стихи: для одной газеты двух поэтов оказалось слишком много, Фазилю пришлось покинуть редакцию, он сосредоточился на стихах, выпустил несколько поэтических сборников. Потом профессиональный поэт опубликовал в «Новом мире» гротескно-пародийную повесть «Созвездие Козлотура», с нее, собственно, и началась всесоюзная слава Фазиля Искандера.

Главный герой в этой сатирической повести — рогатый гибрид козлотур, гипербола мнимости, директивно возведенная в разряд реальности. Главный герой этой лирической повести — сам автор. Вот он делает необязательное отступление в собственное детство — не играя никакой роли в фабуле «Созвездия Козлотура», мемуарный этот экскурс служит своего рода противовесом: это внешнее и мнимое, имя ему — козлотур, а это нутряное и истинное — жизнь автора-героя, независимая от козлотурной интриги. Между двумя этими сюжетами, основным и вставным, протянут соединительный мостик — «тонкий, как волос, и острый, как меч», если воспользоваться гениальной метафорой из священной для предков Фазиля книги, Корана.

И вот, выдвинувшись благодаря «Козлотуру» в первые ряды русских прозаиков, Искандер и тут вильнул в сторону от им же проторенной дороги и от шестидесятничества в целом: стал писать рассказы, где сатира исчезла вовсе, а юмору пришлось еще больше потесниться, ибо жанровый и семантический упор перенесен на лирическое и философское восприятие реальности. Одновременно эти рассказы были смешными, и читатель с облегчением признал в них любимого автора — встреча со знакомым незнакомцем. Зато в помянутом «Детстве Чика», а еще больше в «Ночи Чика» Искандер предстал перед своим читателем вовсе неузнаваемым, и хотя это одна из лучших его вещей, она прошла незамеченной: читатель ее встретил равнодушно, критика — молчанием. Моя рецензия, с которой началась наша с Фазилем дружба, была чуть ли не единственным откликом. Писатель в своем движении обогнал читателя, который был захвачен врасплох, не понял, что к чему.

Тут, однако, на пути супер-пупер-удачливого автора возникают препятствия, связанные не только с его собственными творческими метаморфозами, но и с отнюдь нетворческими — скорее наоборот, метаморфозами времени, которое пошло в противоположном направлении, чем художник: вот они и разошлись, как в море корабли. Фазиль Искандер начинал свой писательский путь на инерции хрущевской оттепели, а тут политически подморозило: началась новая фаза советской истории — брежневская стагнация. Больнее всего она поначалу ударила именно по культуре.

На гребне оглушительного успеха ржачного «Созвездия Козлотура» «Новый мир» заключил с Фазилем договор на «Сандро из Чегема», но Фазиль под видом абхазского народного эпоса сочинил самый сильный и самый острый роман в постхрущевскую пору с потрясающей главой «Пиры Валтасара». Лучший по силе художественного воздействия, а по сути самый страшный образ Сталина в фикшнальной прозе, даже если сравнивать с такими высокими образцами, как у Василия Гроссмана в «Жизни и судьбе» либо у Владимира Войновича в «Чонкине». Именно из-за «Пиров Валтасара» начался конфликт Фазиля с официальной литературой: договор был с ним подписан в одно время, а его опус магнум был дописан совсем в другое, когда изменился сам вектор времени.

У Искандера был свой счет к «отцу народов».

«На кончик сосульки набежала капля, набухла, сорвалась и полетела вниз. Таять начинало в конце февраля. Я становилась коленками на диван и смотрела в окно. Окно выходило на улицу Гумбольдта…» В уютной комнате библиотеки имени Боголюбова серьезный мужчина в пиджаке и галстуке читает вслух «Дело принципа» Дениса Драгунского. Читает недолго: у него есть всего одна минута. Потом останавливается, и за ним минуту читает следующий. 17 августа в Москве стартовал очередной сезон фестиваля чтения вслух «Открой рот».

В Москве стартовал очередной сезон фестиваля чтения вслух Фото: Ассоциация (МФЧ)
Правила простые: надо любить книги и любить читать их вслух. Каждому участнику дается одна минута и совершенно незнакомая книга, которую он должен прочитать: с чувством, с толком, с расстановкой. Автор идеи Михаил Фаустов говорит, что это скорее спорт. Есть финалы и полуфиналы, есть легионеры и чемпионы.

— Это изначально был такой междусобойчик, — говорит Михаил. Сам он электрик по образованию. — Я предложил: давайте устроим чемпионат по чтению. И все придумалось за 15 минут: и название, и правила. И самое смешное, что все это изначальное задумывалось как чистой воды спорт. Есть таблица, календарь соревнований, чемпион получает призы. Начало раскручиваться и дораскручивалось до каких-то космических масштабов.

Если судить по географии, масштабы, кажется, совершенно запредельные для такого фестиваля. Хорошая идея, родившаяся шесть лет назад в Новосибирске, выросла из него до размеров нашей необъятной: Иркутск, Мурманск, Владивосток. Буквально повторение судьбы «Тотального диктанта» — богат идеями Новосибирск.

— В этом году участвует уже 111 городов по всей России, — продолжает Михаил, — 29 субъектов Российской Федерации. Ровно вчера, 16 августа, их было 28, а утром нам пришла заявка из Республики Тыва. Там «Открой рот» пройдет в первый числах сентября. И каждый год число городов удваивается. И это уже сейчас идет параллельными курсами: в одном городе один ведущий, в другом другой. Скоро все это станет бесконтрольно, что меня пугает.

Теперь — очередное соревнование в Москве. Для чтения выбрали место наиболее подходящее — библиотеку имени Боголюбова. Первые туры соревнований пройдут онлайн. То есть участники читают на камеру, а запись позже выложат в группе фестиваля в соцсети. 1 сентября стартует голосование — в Интернете выберут участников «живого» финала Москвы. Он пройдет в «Сколково»: «Мы решили показать им настоящие инновации — когда нет денег, но все работает».

Сначала кажется, что читать вслух легко. Здесь немного другие декорации и другое жюри. И получается настоящий спектакль.

Юрист Денис Новак читает медленно и вдумчиво. Не проглатывая — наоборот, пробуя на вкус каждое слово. Иногда смотрит в камеру — на того, кому читает. Песочные часы отсчитывают минуту — хватает всего на пару абзацев. В свете настольной лампы в кабинете библиотеки это точь-в-точь чтение под запись даже не аудио-, а видеокниги сказок.

Выступала и я (участвовать можно и без предварительной записи). Минута, как оказалось, это невероятно мало. Ты только успеваешь раскачаться войти во вкус. Поначалу коленки предательски дрожат и буквы складываются в какие-то совсем уж нечитаемые слова. После парочки технических ошибок — оговорки и протараторенного предложения — начинаешь успокаиваться и чувствовать вкус текста. Но песок в часах уже просыпался на другую сторону, и выступление обрывается на предложении. В этом-то и есть мастерство: читать с самой первой секунды так, как будто изучал и перечитывал эту книгу в ролях всю жизнь.

Следом за мной книгу берет Жанна. Жанна учится на диктора и работает на радио — но это понятно и без представлений. Ни одной одинаковой интонации: в глазах всплывает крутобедрая нимфа и мускулистый сатир из романа.

Книги, которые читают участники фестиваля, никогда не повторяются: одному и тому же человеку не попадется один и тот же абзац. На открытие сезона в Москве Фаустов выбрал еще не вышедший роман Дениса Драгунского «Дело принципа».

— Какого года книга? Следующего месяца, — говорит Михаил. — Редакция Елены Шубиной — наши друзья, они решили предоставить нам что-нибудь совсем свеженькое на открытие. И вот дали Драгунского. Так что никто точно заранее текста не знал.

Что можно сказать? Читать хорошо — сложно, это чистой воды актерство. Но читают все.

— Нас спрашивают: почему вы не разделяете любителей и профессионалов?— продолжает Фаустов. — Почему у вас на одну сцену могут выйти какой-нибудь заслуженный артист и студентка? Ну во-первых, для студентки это дичайший кайф, а во-вторых, заслуженные не всегда выигрывают. А как вот быть в отношении мамы, которая ребенку на протяжении всей его бестолковой жизни читает сказки? Она любитель или профессионал?

Во взрослом «Открой роте» (по желанию создателей склоняется как одно слово) участвуют люди старше 18 лет. Самым возрастным участником, как вспоминает Михаил, была 93‑летняя женщина из Зеленограда в 2014 году.

— Есть такой человек, мы зовем его Проныра. На самом деле это Алексей Космынин из Архангельска. Чтобы поучаствовать во взрослых соревнованиях, он «пририсовал» себе два года. А потом обратно «отрисовал», чтобы почитать в детской лиге.

Судят всех чтецов члены жюри. Среди них бывали и Владимир Познер, и Фекла Толстая. Технику судейства переняли у фигурного катания: высшие оценки «шесть» за технику (если читают без запинок, заиканий и прочего «мусора») и «шесть» за артистизм.

— Жюри судит по-честному или как получится. В основном как получится. Но мы не во всем похожи на спорт — допинг-контроля у нас нет. Я даже больше скажу, это единственный вид спорта, где разрешен любой допинг: хоть мельдоний, хоть кефир. Закидывайтесь и читайте.

Повлиять на жюри невозможно. Как говорит Михаил, он пытался один раз, да и тот обернулся не в его пользу:

— У нас в отношении главного приза действует правило: выиграл — возись. И тогда один-единственный человек знал, каким будет главный приз — холодильник. Знаете, такой — размером с хороший шкаф. В итоге в финале три человека, жюри голосует. Один отдает голос одному, другой — другому. А вот тот, который про холодильник знал, специально выбрал победителем парня из Владивостока. И значит, стоит этот холодильник, это не видно сначала... Потом я стенку отодвигаю: и вот тебе приз. Все люди, которые заняли места со второго и ниже — они были рады: слава богу, не я. В прошлом году главный приз был прибор для чтения — диван. Его выиграла москвичка, поэт Таша Грановская.

И вот этот принцип существует с самого начала. Только раньше это были книжки.

— Мы приносили два больших пакета, и пакеты сразу выкидывали в мусор. И вот человек получает такую гору книг — 46 штук. И все люди делятся на две категории: одни начинают эти книги раздавать, другие всё забирают себе. В финале 2013 года парень из Красноярска выиграл два телевизора. Две такие плазмы, не пузатые. И вот он победил, всё, стоит и смотрит на меня. А я ему: «Вот тебе отвертка, там за шторкой две коробки — можешь их сложить». Ну он, конечно, начал сразу ворчать, что у него 40 минут до поезда. А меня это не волнует — вот отвертка и помогать не буду. Ну чего, взял под мышки оба телевизора и уехал в свой Красноярск.

Вопрос «зачем вообще читать книги вслух», мучает, конечно, все время.

— Не было никакой цели никогда, — говорит Фаустов. — Если бы она была, то это как с той сороконожкой, которую спросили: как ты идешь? А вообще мы здесь, конечно, жизни ломаем. Тот же Проныра собирался учиться на программиста. А потом пошел поступать в Щукинское училище, но не добрал двух баллов и поступил в какой-то теологический вуз. Был у нас один химик, после участия бросил писать свою кандидатскую по биохимии и пошел в радиоведущие. В итоге оказался ведущим у нас.

Некоторым «Открой рот» приносит внезапную славу.

— Последний раз членом жюри я был в Омске, — говорит Фаустов. — Все проходило в детском театре. 12 часов дня. Огромное количество участниц лет девятнадцати и женщина 53 лет. Естественно, она выносит всех в одну калитку, выигрывает с явным преимуществом. А в жюри сидели три человека: я, местный артист и какой-то немецкий режиссер-гей со своим другом из Казахстана. Полный сюр. И вот этот немец всем ставил «один» или «два». А даме поставил «три», полная победа. У нас раньше была традиция: в финале мы устраивали показательные выступления, давали участникам прочитать книгу про какой-то адский топор. И вот эта женщина — Ирина Кучинская — как раз выиграла соревнования по всей Сибири. И мы, естественно, подсовываем ей эту книгу, а там мат на мате, кровь, кишки. В общем, адский топор. Выступление записывают и выкладывают в Интернет. А Кучинская оказалась преподавательницей. И вот теперь студенты, когда приходят к ней на первый курс, начинают гуглить про нее и сразу находят это видео: «А вот наша-то о какая...»

Как и в любом спорте, участников заманивает в первую очередь азарт. Юрист Денис в прошлом году занимал второе место в чемпионате Москвы, а теперь при галстуке и пиджаке прямо с научной конференции приехал читать Драгунского.

— Конечно, это хороший опыт публичных выступлений, — говорит мужчина. — Но самое главное — это очень приятный круг общения, постоянно знакомишься с интересными людьми.

Да и сам Михаил добавляет: «Я много езжу по городам и вижу разных людей. Кто-то выигрывает, кто-то нет, кто-то приходит каждый раз, чтобы занять свое девятое место. Но я не видел откровенных мерзавцев. Наш чемпионат просто притягивает хороших людей».

А это история такая же, как и с «Тотальным диктантом»: «мерзавцы» просто не пойдут писать какие-то тексты или читать их вслух. Чтобы завязнуть в «Откройроте» всерьез и надолго, нужно действительно любить читать, а это уже определенная марка «своих» людей.

Мы попросили участников «Открой рота» дать советы — как правильно и красиво читать вслух.

1. Надо чаще читать. Совет, может быть, и банальный, но действенный. Научиться погружаться в незнакомую книгу лучше сразу на практике. И главное: не отказывайте себе в эмоциях.

2. Ударения. Они для жюри — красная тряпка, а для участников — камень преткновения.

— В прошлом году был адок, — говорит Жанна. — Много ошибались, причем в простых словах, на уровне звонит-звонит. Знаете, это как во время выступления упасть на льду. Жюри просто сидит уже и думает: боже, как это возможно.

Михаил ее дополняет: есть масса смешных историй с детьми. Увы, но дети либо читают меньше, либо читают не то. И тогда на свет появляются великий французский поэт Артюр Рембо и Виктор Гюго.

— Самый ужас я испытал в Екатеринбурге, — рассказывает он, — когда девушка, которая уже должна была по школьной программе проходить «Мертвые души», начала читать отрывок про человека по фамилии Чичиков.

3. Некоторые участники посоветовали разминать рот. Но здесь опять же лучше практика, причем сразу публичная.

4. Все участники единогласно советуют читать медленно, вдумываясь в текст.

5. Нужно полюбить то, что ты читаешь.

— Мне нравится вот это правило, хотя оно и странное, — говорит будущий диктор Жанна. — Прочитать незнакомую книгу — это как выйти замуж за первого встречного. Но лучше это делать по любви. Я люблю что-нибудь эмоциональное, может, даже пошлое. Хотя и научный текст можно прочитать интересненько. Была история в прошлом году, когда жюри в какой-то момент заскучало, и тут мне досталась книга такая, с матерком и блатной лексикой. Стало веселее.